Лысый воспринял упреки раздосадованно.
- Ладно-ладно, заткнись уже. То ли дело. Я дал им фору, а то было бы неинтересно.
- Ты хотел сказать, что не так интересно, как мазать морду тоналкой?
- Ой, ну прям устыдил до самых... Я че звоню-то: вечером, может, пивка попьем?
- Посмотрим, Лысый. Я пока до магазина добегу, а то жрать хочу как пес бродячий! Давай ближе к вечеру созвонимся?
- Ну давай. Счастливо!
Лысого не зря прозвали именно так - шевелюра его дала бы фору модникам второй половины прошлого столетия. Кудрявый словно пудель. Зеленый его время от времени подкалывает, мол, Лысый каждую неделю делает химическую завивку, но тот, само собой, отрицает. Даже если бы так и было, не уверен, что мы получили бы подтверждение словам Зеленого.
На часах 12:45. Красные цифры на черном пластике выглядят свежими порезами, зарубцевавшимися ранами. Делаем вывод: на улице светло. Окно в комнате скрыто тяжелыми коричневыми занавесками, свету сквозь него не пробиться. Вы можете направить на меня даже ксеноновый прожектор маяков; но не думайте дождаться моего пробуждения. Из-за этого я вынужден ориентироваться по часам. Редкие гости в шутку называют меня вампиром, завидя грубую толстую материю, скрывающую лучи солнца. А мне как-то до фонаря - при моем образе жизни я если и вижу окно, то боковым зрением при чтении. С появлением электричества книги не нуждаются в окнах. Единственная их полезная функция в квартире - показывать, как одеты люди, чтобы иметь представление о погоде. Вот и сейчас я пару минут пошпионил за прохожими и отправился в магазин.
На лестничной площадке в ожидании лифта я не изменил традициям и закурил. В противном случае было бы просто невыносимо - с тех пор как управа взялась переоборудовать кабинки на новые, нам оставили один работоспособный агрегат. После этого лестницы стали пользоваться какой-то нездоровой популярностью ввиду того, что проще пройтись пешком, чем дождаться ползущую со скоростью раненой черепахи лифтовую кабину. Объявление на подъездной двери завидное число раз любовно подправляли - дата завершения работ смещалась все дальше и дальше. Любят в нашей стране бумажки, ничего не скажешь. А когда дело касается прикрытия собственных огрех, то службы проявляют до того невиданную оперативность и незыблемый трепет к своим мазюкам, что просто восхищаешься. Я пошире распахнул окно и высунулся наружу, разглядывая двор. Девятый этаж, а пылью и прелостью воняет аж тут. Даже поливочные машины, о недавнем нашествии которых гласят мокрый асфальт и та самая затхлость, не справились и проиграли битву за свежий воздух. Зато бесплатно вымыли грязные машины, припаркованные на тротуарах вдоль дорог.
С неприятным шумом раскрылся лифт. Будто старый нерасторопный швейцар язвительно спрашивает: "Ну что тебе еще?!" В кабинке хорошо и прохладно. Я затянулся и с шумом выпустил дым; никотиновое облако стало извиваться, создавая диковинные образы-изгибы. Лифт остановился, не доехав до первого этажа. Черт! Не люблю такие ситуации. Ловко спрятав сигарету меж пальцами, я выпрямился. Вошел пожилой человек и сразу поморщился.
- Опять накурили, сволочи. Сил нет никаких! - зло высказал он и повернулся ко мне спиной.
- Не то слово. Надоели! - поддакнул я недружелюбному старику.
А сигарета предательски дымит. Вот уж кому точно наплевать на ситуацию. Но, к счастью, ехали мы недолго, мой сокабинник ничего не засек. С недовольным бормотанием он шустро покинул лифт и поспешил выбежать из подъезда. Его примеру я следовать не стал - вальяжно спустился вниз по лестнице, открыл дверь и затянулся...
Со стороны улицы у самого входа стоит этот сварливый старик. Я-то думал, он убежал куда, а не тут-то было - он беседует с пенсионером и что-то втолковывает ему. На миг повернув голову в мою сторону, он увидел высокого парня лет двадцати пяти, коротко стриженного под машинку, с небольшим шрамом на левой щеке; и этот парень нагло курит наполовину истлевшую сигарету. Презрения в его глазах не сосчитать. Он ясно дал понять, что цена мне не больше кучи дерьма. Старик поджал губы и отвернулся.
Я пожал плечами и в полной невозмутимости пошел к супермаркету. Навстречу мне легкой танцующей походкой приближается парень в неизменной панаме на голове, шортах, сланцах и больших солнцезащитных очках, скрывающих процентов семьдесят лица. Костя. Мой знакомый, вечно навеселе, в чем ему помогали. Далеко не люди, не подумайте. Любовь этого человека к психотропным веществам сквозит в каждом его движении, в каждом сказанном слове.
- Здорова, Костя, - понимая, что не отвертеться, сказал я.
- Ха-а-а-а, приве-е-е-ет, чува-а-а-ак! - энергично жуя жвачку, Костя протянул мне руку.
Терпеть не могу его привычку растягивать слова. Я пожал вялую, будто ненастоящую, ладонь. Не поморщиться мне стоило больших трудов - не терплю, когда мужчина жмет руку так слабо, будто боится ее сломать или помять. А то получается не рукопожатие, а рукотрогание какое-то.
- Че-е-е-е, у зубного был что ли, ха? - он сдвинул очки на нос и исподлобья взглянул на меня.
- С чего бы? - холодно поинтересовался я. Мое нетерпение к Косте обычно растет в геометрической прогрессии и прямопропорционально проведенному с ним времени.
- Ха! Не рубишь фишку! Щека-то, вон, опухла-а-а-а-а, - он ткнул пальцем в больное место, но я откинул голову вбок и перехватил его руку. - Э, слы-ы-ышь? Че нервный такой? Я всего лишь хотел проверить!
- Иди давай отсюда, а то свои щеки устанешь проверять на наличие здорового места, эскулап недоделанный.